Харьковский политзаключённый: «Мы были на правильной стороне»

Артем Клименко.

29.08.2019 23:23

(Мск) , Харьков

Интервью, Общество, Политика, Россия, СБУ, Сюжет дня, Украина, Харьков

Врач и публицист Игорь Джадан — харьковский политзаключенный, недавно вышедший из СИЗО под залог.

В интервью «Политнавигатору» он откровенно говорит о методах СБУ, оценивает события весны 2014 года, и размышляет о том, какое будущее может быть у Харькова.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.

Реклама

— Это правда, что ваш диссидентский опыт начинался еще при Советском Союзе?

— Этот опыт трудно назвать диссидентским. Но был прецедент попадания в то учреждение, которое потом превратилось в тюрьму СБУ.

В конце 80-х годов молодежь хотела большей свободы, большего доступа к внешнему миру. И в Харькове, вслед за Москвой, Ленинградом, возникла группа «За свободу передвижения». И вот первая демонстрация с совсем простыми лозунгами о свободе передвижения прошла в Харькове. Несколько молодых семей и пар встали с плакатами возле памятника Ленину. Простояли мы около пяти минут. Нас повязали. Женщин отпустили, а мужчин поместили в изолятор, который находится в нынешней СБУ на Мироносицкой.

И там в КПЗ мы пробыли всего одни сутки. Счастливым образом совпало, что как раз в это время была делегация из Цинциннати, города-побратима Харькова. Они каким-то образом узнали об этой совершенно безобидной демонстрации. Позднее уже прояснилось, что они обратились к руководству города с требованием, чтоб нас выпустили. Мог быть скандал. И нас выпустили, без каких-либо последствий.

— Впечатления об этом учреждении в те времена у вас остались менее мрачные, чем сейчас?

— При Украине тюрьма СБУ уже стала местом более серьезного нарушения прав человека, когда месяцами держали людей без суда и следствия. А нас тогда, в конце 80-х, отпустили через один день.

Как мне объяснили, там, где в советские времена были камеры предварительного заключения, теперь кабинеты сотрудников. В нынешние времена я уже попал в другой корпус. Тюрьма была спрятана в таком полуподвальном помещении, в здании самого СБУ.

И именно в этом помещении содержались около 20 человек без суда и следствия, по сути дела, без контакта с адвокатами, родственниками, без права переписки и без права получения передач. Это было, как минимум, до 2016 года, когда совместными усилиями правозащитников и комитета постоянной миссии ООН по правам человека на Украине было выявлено место тайной тюрьмы. И был соответствующий доклад миссии, после чего всё поменялось.

— Как в нынешние времена врач Игорь Джадан оказался в СИЗО с целым букетом обвинений в сепаратизме, терроризме и т.п.?

— Когда в конце февраля 2014 года начались события в Харькове, возле памятника Ленину, я предложил себя в качестве врача. А речь шла тогда о гражданских беспорядках, о том, что официальные структуры ведут себя пассивно, не реагируя на те ситуации, которые должны предотвращать. Усилиями активистов возле памятника мы создали медпункт, в котором постоянно находились люди, специально обученные для оказания первой медицинской помощи (а в дальнейшем бы они передавали пострадавших в скорую помощь). Было много обращений от участников митингов и с травмами, и с гипертоническим кризом, и с сердечными приступами.

7 апреля 2014 года, когда события развернулись возле ХОГА, наш медпункт был поблизости. Когда ушли работники правоохранительных органов из самого здания и туда зашли протестующие, разумеется, мы расположили пункт в самом здании. Оказание первой медицинской помощи ведь предполагает нахождение медперсонала на передней линии. А мы видели, что возможны столкновения в самом здании…

Медицинский пункт не был связан никакими политическими ограничениями, оказывал помощь всем.

На следующий день произошло задержание винницким «Ягуаром» 65 человек в самом здании. Им потом предъявили обвинение в массовых беспорядках, по 294 статье УК. В числе задержанных были я и мой фельдшер. Мне вменялись, в частности, как и другим, нападение на силы правопорядка, бросание светошумовых гранат. Таким образом я попал впервые в СИЗО №27, вместе с остальными участниками протестов. Почти всем был назначен залог. И, по мере внесения залога, людей выпускали из СИЗО, в том числе и меня.

В дальнейшем по этой статье я судился пять лет, и до сих пор нет приговора первой инстанции. Поменялось семь судей, каждый из которых взял самоотвод по разным причинам. Из-за нехватки судей дело мое было перенесено из Киевского райсуда во Фрунзенский. Оно там «зависло». За последний год не было ни одного заседания по этому делу. Это само по себе может говорить о степени доказательности материалов, которые там были собраны…

Ну, а те обвинения, о которых вы говорите, последовали уже после похищения и ареста в 2015 году.

— О похищении, избиении, удержании в коматозном состоянии под чужим именем в больнице вы писали тогдашней уполномоченной Верховной Рады по правам человека Лутковской. Как-то облегчило вашу участь это обращение?

— Ко мне в камеру пришла харьковская представитель омбудсмена. Она еще раз мои показания взяла. И довольно откровенно сказала, что помочь по суду ничем не может, а вот по СИЗО постарается помочь. Я попросил помочь со стоматологией.

В СИЗО человек с острым воспалением может несколько дней оставаться без помощи. Я знаю случаи, когда люди были на волосок от гибели из-за того, что инфекция шла глубже, образовались флегмоны или воспаление крови.

У меня ситуация была проще. Я как врач знал, какие лекарства мне принимать. Примерно полгода принимал антибиотики, потому что на мои просьбы удалить зуб никто не реагировал. Потом я узнал, что мои обращения никто и не подшивал к делу, поэтому просьбы об оказании медицинской помощи не доходили по адресу.

Теперь я не могу доказать, что они вообще были. Большая комиссия в начале 2019 года по моим обращениям и публикациям в блоге очень заинтересовалась, как это так получилось. И вот они искали мои заявления за четыре года (а я их регулярно писал — с просьбой вывезти меня к стоматологу, на рентген, сделать анализы и т. д) — ни одного не нашли.

Мою просьбу представительница омбудсмена выполнила: на следующий день пришел с воли стоматолог и решил проблему. А в остальном — как она сказала, так и получилось. Никакие увещевания — ускорить рассмотрение моей жалобы на действия сотрудников СБУ — ни к чему не привели.

— Вы долгое время были автором «Русского Журнала». А когда вы сидели в СИЗО, основатель этого издания Глеб Павловский интересовался вашей судьбой, пытался помочь как бывший диссидент настоящему диссиденту?

— Ничего не знаю об этом. Никакого контакта у меня с Павловским в последние шесть лет не было. Даже маленькие проявления сочувствия от любых людей из России доходили до меня по цепочке. Хотя это и было связано с определенным риском, издержками, конфликтами, помещением в яму (штрафной изолятор), — связь все равно существовала. Я бы обязательно знал, если бы Павловский выступил в мою поддержку.

Да я и знаком с ним только шапочно. У нас были рабочие отношения, чисто по редактуре, случайные контакты. Там были редакторы политического отдела, я сотрудничал именно с ними, когда писал для «Русского журнала».

— С какими чувствами вы вернулись домой после четырех лет СИЗО?

— Я начну со дня моего исчезновения, 29 апреля 2015 года. Когда на меня набросились трое похитителей у входа в поликлинику, затащили в машину, они вели себя как уличные сявки. Сказали, что они из «Правого сектора»*. А оказались сотрудниками СБУ (фотографии некоторых из них были вывешены там на доске почета). Один из них предложил поехать ко мне домой, чтоб компенсировать ему деньги: когда меня затаскивали, я поцарапал ему окно в машине. Потребовал от меня 800 гривен. Оцените юмор момента. Я еду с мешком на голове, побитый. И водитель ведет со мной разговор, как ему поменять стекло за мой счет… Разумеется, у меня совершено не было впечатления, что это сотрудники СБУ.

И когда я через четыре года вернулся домой и увидел эти росписи в квартире, я естественно подумал: «Какого уровня сотрудников они нанимали оперативниками в 2014—2015 году?» Просто уличная шпана, скакавшая на майдане, а потом очутившаяся в правоохранительных органах и занимавшаяся тем, что незаконно похищала людей.

Ключи они у меня отобрали при захвате. А через два дня после моего захвата произошел обыск без моего ведома, без приглашения адвоката. Видимо, моими ключами была открыта дверь. Были сделаны эти рисунки и надписи. Были подброшены гранаты, а в другой комнате повешен флаг Новороссии, как я понимаю из материалов дела. Ради чего расписали комнату? Если хотели показать, какой я сепаратист, с флагом Новороссии, то для чего писать эти патриотические лозунги в другой комнате?! Немотивированный и трудно объяснимый беспредел. Таким немотивированным и нелогичным бывает поведение трудных подростков…

— Насколько за это время изменилась атмосфера Харькова? Город не показался чужим?

— Русские надписи остались. Есть определенная языковая фронда. Есть тенденция: в пику националистической политике ограничения русского языка — всё-таки применять его в общественной сфере. Это видно по надписям на магазинах, в парках, скверах. Это всё сохраняется. Видна культурно-политическая борьба, скажем так, за идентичность жителей города, кем они на самом деле себя считают.

Сторона, получившая власть в стране неконституционным путем, пытается извлечь максимум из своих возможностей. И получается идеологический возврат к рубежу 19-20 веков, когда был пик националистических движений в мире. Но возврат туда невозможен. Сейчас совсем другое время, другие подходы к понятию идентичности и т.д. Мы знаем, что в мире нет уже такого языкового антагонизма и антагонизма идентичности. Человек может иметь несколько идентичностей, и это совсем ничему не противоречит.

— В 2008 году вы весьма точно спрогнозировали возможный крымский сценарий в случае прихода к власти антирусских сил в Киеве. Это сбылось через шесть лет. А сейчас у вас есть прогноз на 2025 год?

— Речь идет не о ясновидении. Эти прогнозы логичны и тривиальны. Просто некоторые вещи мешают людям видеть истину и истинное положение вещей. Мешают, например, мечты, желания. А в этой стране реальность очень сильно расходится с тем, что ожидают ее граждане. Поэтому единственный способ увидеть реальность — это избавить себя от иллюзий.

Для каких-то хороших прогнозов нет никаких объективных оснований в настоящее время. Продолжаются война в стране, раскол — это длительная реальность. Продолжаются безумные решения в экономике, слабое руководство. Тут ряд объективных предпосылок, которые полностью исключают хорошее развитие событий.

Еще можно добавить: отсутствие независимой судебной системы, законности, пренебрежение законами и конституцией на самом высоком уровне. Мы увидели, как Зеленский показывает заполненный бюллетень… И это с самого начала — под аплодисменты публики, еще больше готовой проголосовать за его силу. При таком отношении народа к законности, к правопорядку – невозможно ожидать хорошего развития событий в этой стране.

В отношении народа Украины тоже надо избавиться от иллюзий. Мы видим, что народ далеко не такой умный, волевой, организованный, как это говорят некоторые лидеры, пытаясь ему льстить. Народ легковерный.

Единственный вывод: эта страна не имеет будущего. Вот та правда, которую нужно говорить народу и от него не скрывать. Потому что это как плохой прогноз в лечении. Можно его скрывать, чтоб не причинять боль и моральные страдания. А можно, наоборот, сказать правду, чтоб человек мог подготовить себя как-то к этому негативному сценарию: написать завещание, пообщаться с близкими.

Обманывать народ, утверждать, что всё будет хорошо, — это аморально. Правда заключается в том, что в ближайшее время здесь нечего искать. И если у вас есть несовершеннолетние дети, то лучше их увезти отсюда хотя бы на какое-то время. Потому что в ближайшие годы здесь точно не будут благоухать ни экономика, ни наука, ни жизнь…

— Оглядываясь на события пятилетней давности, на протестные выступления в Харькове весной 2014 года, что можете сказать сейчас? Не были они напрасными?

— Протесты были против нарушения Конституции. То, что вышли простые граждане, было следствием провала государства. Люди в погонах, дававшие присягу Конституции и народу Украины (который до этого сделал свой выбор, избрав соответствующую власть), должны были любую революцию пресечь на корню. Поскольку любая революция в стране, где демократическое правление уже существует, является покушением на власть народа. А они этого не сделали. Поэтому пришлось самому народу выходить.

В частности, в Харькове народ, вышедший протестовать против антиконституционного переворота, оказался на правильной стороне. Да, мы проиграли. Да, здравый смысл потерпел поражение. Потерпела поражение конституционная власть. Не только мы проиграли.

Но мы-то оказались на правильной стороне. По крайней мере, мы предупреждали, что будет так. Теперь те люди, которые скакали на майдане, — где же они?! Где эти все скакуны были, когда власть во главе с Порошенко беспредельничала?

Мы, те, кто находились в центре событий, знаем, что не было достаточной поддержки от тех людей, которые на кухне сидели, говорили правильно всё, но не шевельнули и пальцем.

Нашим согражданам нужно очень сильно разобраться в себе. В себе искать причину тех неурядиц, которые происходят в стране. Не исключать себя из списка ответственных. Вот что самое главное. Что ты сделал, готов ли был пожертвовать хотя бы своим временем, чтоб выразить свой протест?