«Тачи во главе Косова – всё равно, что Ярош в кресле губернатора Донецка»

Лейтенант Артем Войлоков был заместителем командира взвода харьковского батальона милиции особого назначения «Беркут». Летом 2016 года его вместе тремя сослуживцами арестовали по делу о так называемых «преступлениях против майдана». Провел несколько месяцев в Лукьяновском СИЗО, не признав себя виновным. В апреле 2017 года харьковские «беркутята» Артем Войлоков, Александр Костюк, Владислав Мастега и Виталий Гончаренко покинули Украину, не надеясь на справедливое правосудие.

В 2007 году Артем Войлоков был единственным харьковским милиционером, прошедшим отбор для миротворческой миссии в Косово. Тогда он еще служил в спецподразделении «Сокол». Его пребывание в миротворческом контингенте полиции ООН пришлось на то время, когда состоялось незаконное провозглашение независимости Косова, обострившее ситуацию в крае. Сегодня косовская проблема опять стала темой новостных лент. Бывший миротворец Артем Войлоков ответил на вопросы корреспондента «ПолитНавигатора» о том, каким ему запомнился «балканский рубеж» в 2008 году.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

— Как воспринимались тогда глазами харьковского миротворца беспорядки в Косово, обернувшиеся трагедией для украинского подразделения полиции ООН?

— Началось с того, что 14 марта 2008 года сербские судьи и активисты завладели зданием суда ООН в Митровице. Прошло меньше месяца со дня объявления независимости Косово. Протестующие находились в здании суда до 17 марта.

Перед тем, как мы ехали на точку, между нами был разговор о том, что там происходит. Как говорили, пришел американец, сотрудник миротворческой миссии ООН, к судьям, занявшим вместе с активистами это здание. Он сказал протестующим: вы покиньте суд, иначе мы применим меры физического воздействия для вашего выдворения. На что сербы ответили: друг, ты езжай к себе, а мы тут сами как-нибудь разберемся без тебя.

17 марта в 4 утра нас подняли по тревоге: поступил приказ о зачистке здания. Я считал и считаю до сих пор, что косовская ситуация искусственно подкручивалась в пользу одной стороны… И, как только сербы начинали ответные движения, это потом всё равно оборачивали против них. Но когда ты находишься в гуще событий, ты видишь только то, что перед тобой. Много остается непонятного. Картина более-менее проясняется, когда видишь, какая сторона извлекла пользу из такого-то события.

— Протестующие, находившиеся в суде, не оказывали сопротивления?

— Их выдворили и задержали, в общем-то, без проблем. Они не проявляли агрессии. Проблемы начались позже. Постепенно скапливались возмущенные люди. Требовали освободить задержанных. Там здание полиции было расположено рядом с судом, практически за забором. Задержанных вскоре отпустили. Но под шумок беспорядков появились снайперские группы, обстреливавшие нас. Ничего не напоминает?..

— Какие подразделения, из каких стран, были вовлечены в этот конфликт?

— Если говорить о полицейских ООН, заблокированных в суде, то наибольше пострадали мы и поляки. Вообще среди полицейских ООН были рядом с нами Германия, Бангладеш, Румыния. Нас начали забрасывать гранатами. И наше положение усугублялось. Львиную долю всех неприятностей отхватило именно украинское подразделение. Погиб наш товарищ. Я сам получил ранение.

Потом уже, когда нас разблокировали и вывели из северной Митровицы, туда вошли KFOR.

— То есть, если переиграть ситуацию на украинские реалии: здание Киевской городской госадминистрации захвачено протестующими, милиция его зачищает; евромайдановцы оказывают сопротивление; есть пострадавшие среди правоохранителей; вводятся воинские подразделения, военная техника, гасится очаг беспорядков…

— Именно так! Обычная мировая практика. В Митровице была угроза сотрудникам, около ста человек были ранены, один погибший. Когда мы попали в кольцо, то даже раненых не могли вынести. Был введен антитеррор. Были размещены контрснайперские группы. Они подавили снайперов, за что потом получили награды. Всё на законных основаниях. Была применена монополия на насилие. Была введена тяжелая техника. Операцию завершили. Нас разблокировали, дали возможность вывезти раненых.

Хотя в Митровице, по сравнению с Киевом, митингующих было небольшое количество. Но в Киеве никто не отдал приказ на ведение огня, хотя была прямая угроза правоохранителям, а погибших среди них было гораздо больше.

Да нам в Киеве и не из чего было стрелять (но всё равно то, что сделали неустановленные снайперы, свалили на силовиков). По действующему законодательству Украины, должна были ввести операцию «антитеррор» со всеми вытекающими последствиями.

— Парадокс состоит еще и в том, что в 2008 году, после столкновений, в Косово к украинским миротворцам, пострадавшим в этой передряге, выезжал министр внутренних дел Луценко. И он же в феврале 2014 года вещал со сцены майдана, что протестующим уже везут с Западной Украины оружие со складов…

— Эти люди живут двойными стандартами. Добавьте сюда еще одну нашу ситуацию: как только Луценко стал Генпрокурором в 2016 году, нас начали закрывать.

А в Косово действительно Луценко приезжал. Поскольку произошла трагедия, сразу же было выделено новое снаряжение, нас экипировали, удвоили защиту.

Наша миротворческая миссия должна была стать последней. И говорили, что поскольку военных действий не ведется, надо отменить получение участника боевых действий. И тут произошли события 17 марта 2008 года… Мы, полсотни людей, участвовавших в самой операции, получили статус участника боевых действий только спустя год или два после ротации.

— В этом году косовский вопрос опять актуализировался. Что сейчас, по прошествии 11 лет, думаете обо всем этом?

— Понятно что, в гражданской войне и этнических конфликтах есть перегибы с обеих сторон. Но одну сторону откровенно гнобит международное сообщество, а другой подыгрывает.

Одиозный албанский полевой командир Хашим Тачи в роли президента Республики Косово — это все равно что Яроша поставить губернатором Донецкой области. Об умиротворении и спокойствии просто речи быть не может. Все эти годы происходит постепенное выдавливание сербов из этого края.

Из личных наблюдений тех лет: сербы не трогают албанские кладбища; а на православных кладбищах памятники повалены, разбиты, много случаев надругательств над могилами.

Просматривались целенаправленные провокации. Это похоже на такую распространенную житейскую ситуацию: человек провоцирует соседа, оскорбляет его отца, мать, получает за это по морде, а потом пишет заявление в полицию.

Наш миротворческий контингент бросали почему-то только на подавление сербов. Это не означает, что у албанцев не было беспорядков… Поначалу мы и не понимали, где сербы где албанцы. А, полгода послужив, вникли. Начали разбираться даже во внешних психотипах.

За православных было обидно: почему так? Игра в одни ворота происходит… И нигде не упоминалось о противоправных действиях или зверствах Армии освобождения Косова. Везде стояли памятники, восхваляющие их.

Победители пишут историю. Однозначно поддерживалась албанская сторона. И руководство миротворческого контингента официально обвиняло сербов во всех бедах. И в американских фильмах это навязывалось: сербы — зачинщики.

— При вас были нападения на православные храмы?

— В те годы не было. Уже там миротворцы несколько лет стояли. Мы ездили на православные праздники в монастыри, в горные храмы. И меня поразили расстрелянные стены храмов. Причем, из крупнокалиберных пулеметов. Стены расчерчены просто дорожками от пулевых попаданий. Священнослужители видели в нас какую-то помощь, опору. Рассказывали, что вот, возле этой стены были расстреляны монахи… В трех или четырех храмах, куда я приезжал, были видны следы расправ.

— В российском фильме «Балканский рубеж» в одном полицейском участке в 1999 году служат серб и албанец. При вас уже такого не было?

— Нет, сербы и албанцы были разделены по полицейским подразделениям. Если общие подразделения и были, то в одном батальоне рота сербов и рота албанцев. Но совместно они службу не несли.

Мы и с сербами патрулировали, и с албанцами. Абсолютно нормальные человеческие отношения были и с теми, и с другими. И они друг о друге отзывались нормально. Вообще, если рассматривать проблему через призму геополитики, то надо понимать, что гражданская война — это всегда страшно и жутко. Это похоже и на конфликт на Донбассе.

Я общался и с сербами, и с албанцами. Люди рассказывали, что жили многие годы в одном доме, ходили на праздники друг к другу. Вместе отмечали и христианские, и мусульманские праздники. В религиозных различиях никто не видел проблем. Но в один момент, как облитое бензином, всё полыхнуло.

Местные жители у нас на базе работали в обслуживающем персонале. Они говорят: в какой-то момент все как сошли с ума. Ситуация начала накаляться. Появились подразделения боевиков, националистические по духу, Они стали наводить свои порядки. Нетерпимость доходила до жути. А любое действие рождает противодействие. Как с одной стороны, так и с другой. Где-то вырезали одну деревню, родственники пошли мстить…

Результаты этой политики – сегодняшнее положение сербских анклавов, нам известны.