Александр Ходаковский: Сбить Боинг могла только Украина, а Мариуполь надо было брать

Легендарный командир батальона «Восток» Александр Ходаковский рассказал ПолитНавигатору о деталях операции в донецком аэропорту 26 мая 2014 года, о бессмысленности вхождения Донбасса в украинское политическое поле и о Боинге, сбить который могла только Украина.

Почему не взяли Мариуполь, когда из него бежала украинская армия и назначенная Киевом администрация, Ходаковский объяснял обозревателю ПолитНавигатора Валентину Филиппову.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

Валентин Филиппов: Тема крушения «Боинга» опять на слуху. Банальный вопрос, кому выгодна трагедия MH-17?

Александр Ходаковский: Действительно вопрос банальный. Мы с вами помним эту поговорку «сразу ищи кому это выгодно», мотив, прежде всего. И по результату мы понимаем, что Украине это было наиболее выгодно, потому что тот резонанс международный, который был поднят, и который до сих пор пытаются они инерционно использовать, выжать последнее уже, говорит о том, что знали о наступлении последствий, и желали наступления последствий.

Соответственно имели все средства для того, чтобы реализовать этот план: и техника необходимая у них находилась в распоряжении, и самолет был направлен через… хотя могли бы они сформировать маршрут таким образом, чтобы зона боевых действий осталась где-нибудь справа или слева по ходу следования борта. Но, тем не менее, направили непосредственно через зону боевых действий, там у них находились средства ПВО, те же Буки.

Нет никаких сомнений в том, что либо при помощи авиации, либо при помощи своих наземных средств поражения они сбили этот Боинг.

И вот мы до сих пор не получили, собственно говоря, отчетов комиссии, которая была в полном составе допущена к месту крушения Боинга. Никто не препятствовал, не смотря на то, что у нас тогда не было, собственно говоря, государственной системы, но вот все выехали: и министр МЧС там был, и нынешний генеральный прокурор был на месте под этим населенным пунктом Грабово, куда приземлились тела и приземлились фрагменты самолета. Мы предоставили полный доступ всем членам комиссии, и ОБСЕ, и даже когда приезжали родственники погибших, все получали доступ к месту трагедии.

Это вот один из основных для меня аргументов и признаков того, что мы не пытались скрыть следы, если бы мы были причастны к преступлению, то естественно у нас бы была заинтересованность каким-то образом помешать проведению объективного следствия.

Но, на самом деле, мы предоставляли любые возможности вплоть до обеспечения безопасности тех членов комиссии или следственной группы, которые там работали. И голландских, и представителей ОБСЕ.

То есть мы со своей стороны сделали все, чтобы они собрали максимум материала, ничего не укрывали, черные ящики, все это оказалось в их распоряжении. Это, прежде всего, свидетельствует о том, что мы абсолютно не стремились скрыть свое собственное участие в произошедшем.

Валентин Филиппов: Но ведь купить этот Бук можно было за бутылку водки у украинской армии.

Александр Ходаковский: Я мог бы продемонстрировать, провести экскурсию, показать экспонаты украинского вооружения, которые мы частично восстановили. БТРы, С-19, крупнокалиберные гаубицы… Основной поставщик вооружения, это, конечно, была Украина. Основной и единственный.

Вопрос в том, что время подлета самолета, даже если из Европы предположить, что он летит, – все равно это часы, это всего-навсего часы, за это время операцию по приобретению Бука или по доставке его из России не проведешь.

Мы не знали о том, что над нами будет пролетать Боинг, мы к этому не готовились, никто нас, так сказать заранее не оповещал и не намекал нам, что, ребята, было бы хорошо этот Боинг так лупануть, и там, дескать, мало ли, украинские военнослужащие, десантники летят и прочее.

Для нас этот пролет самолета – это просто был реверсивный след в воздухе и все, не более того. Мы его увидели только тогда, когда увидели разогнанные облака.

Украина знала о том, что этот Боинг будет лететь. Так вот, ключевой вопрос: Украина полностью отслеживала маршрут следования этого Боинга с момента того, как только он попал в зону действия украинских радаров, сопровождала, фиксировала все пролетные точки, все маяки.

То есть, в любом случае, информацией о том, что этот самолет летит, о том, в какой точке пространства он находится, в какое время он будет в зоне поражения, этой информацией располагала только Украина.

Ополченцы теоретически могли только обстрелять его на 8 или 9 километровом горизонте из стрелкового вооружения. У меня были средства поражения, так сказать трофейные, Оса, там и прочее. Но они даже не работают на таких высотах, и они находились в Донецке в тот момент.

Поэтому, здесь есть куча факторов, которые сами по себе доказательны и игнорировать которые нельзя, которые говорят о том, что нашей причастности абсолютно нет в этой трагедии.

Но зато Украина располагала всеми и возможностями, и информацией необходимой для того, чтобы провести операцию и заранее все это могли спланировать.

Валентин Филиппов: Могло ли ополчение вернуть Мариуполь в состав ДНР?

Александр Ходаковский: Да. Легко. Конечно. Без всякого труда. Конечно, нам пришлось бы лишиться, однозначно, «Азовстали» и завода имени Ильича, металлургических комбинатов, которые там находятся, потому что на момент отхода уже была развернута украинская батарея БМ-21, поделена на две части – часть была нацелена на «Азовсталь», часть на Ильича. И в момент покидания Мариуполя они бы произвели залпы, нанесли бы, однозначно, ущерб, какого уровня ущерб трудно сказать, но можно предположить, что вывели бы из строя на длительный период эти два предприятия.

Но, в то же время, Мариуполь был уже готов отдаться просто практически без боя. Мы знаем, что на тот момент в городском порту уже грузился корабль, судно прогулочное, трехпалубное, на который городская администрация в полном составе вместе с секретной документацией, они уже готовы были, так сказать, отчаливать. Украинские подразделения уходили.

Там оставалось совсем незначительное количество вооруженных сил, Национальной гвардии. Да они и не имели на тот момент никаких укрепленных фортификационных сооружений, негде было просто занимать даже оборону. Они готовились покидать город.

Валентин Филиппов: Может быть, надо было? Взять.

Александр Ходаковский: Надо было. Надо было. Но, мы всегда крепки задним умом. Конечно, надо было брать. Его надо было брать потому, что это поменяло бы конфигурацию очень серьезно. Потому что Мариуполь в составе, например, ДНР – это совсем уже другое. Это не то, что – одна треть областей, и две трети областей, там, на той стороне. Мариуполь – самый крупный город после Макеевки в Донецкой области. Там проживало порядка 400, 500 тысяч человек. Это огромное количество.

Валентин Филиппов: Это порт.

Александр Ходаковский: Это порт, прежде всего. Это контроль за Азовским морем. Не то, что мы в Седово там имеем глубину фарватера, который позволяет только плоскодонкам перемещаться, я не знаю, 1,5 метра от силы. А там – нормальный фарватер, там можно было, как мы сами понимаем, крупнотоннажные суда принимать.

Ну, и в целом, это для нас было бы выгодно во всех смыслах, и в политическом, и в экономическом смысле. Поэтому мы, конечно, много потеряли от того, что не взяли Мариуполь. Но, были на то политические соображения. К сожалению. Которые не оправдались.

Валентин Филиппов: Сейчас на Украине начинает вбрасываться мысль о заморозке конфликта. «План Б». С военной точки зрения, такая заморозка на сегодняшний день возможна?

Александр Ходаковский: Это можно сделать. И я это говорю не голословно, потому что я это уже делал. 2014-й год, сентябрь месяц, первое перемирие, которое было между нами достигнуто.

Но есть определенный набор условий, которые нужны для выполнения этого всего. В первую очередь – это контроль за участком, например, линии фронта.

Вот у меня был контроль за 50 километрами линии фронта. Там стояли подчиненные мне подразделения, никто в полосе наших действий из посторонних подразделений не присутствовал. То есть, мы могли гарантировать выполнение каких-либо договоренностей.

Напротив нас на значительном участке стояла 93-я мотострелковая бригада. И когда было достигнуто перемирие, это уже после того как мы освободили несколько городов, которые между Донецком, Енакиево, Горловкой находились в руках противника, и мы открыли горловскую трассу, так называемую…

Почему это было важно. Мы разблокировали тогда возможность работы замкнутого экономического узла. Например, шахта Засядько, находящаяся на нашей территории, поставляла коксующийся уголь на Авдеевский коксохимзавод, который находится на подконтрольной Украине территории. Кокс шел с Авдеевского коксохимзавода на Енакиевский металлургический комбинат, который находился на нашей территории. То есть, даже экономические какие-то потребности требовали установления жесткого перемирия.

Мы освободили те города и открыли трассу Ясиноватая–Горловка, основную трассу. Естественно, мы должны были добиться гарантий неприменения никаких типов вооружения, включая стрелковое, для того, чтобы гражданское население ездило между нами, между нашими позициями, и между позициями противника. То есть, по линии разграничения ездило гражданское население.

И мы достигли этого, и длительный период времени, до Дебальцевской операции, у нас было абсолютно жесткое перемирие. Мы даже на уровне взаимодействия воюющих сторон выстраивали отношения настолько, что ну никто не мог нарушить уже слово данное.

Не формальные какие-то Минские соглашения или не какие-то, там, голословные заявления или обещания политических лидеров, а вот мы, конкретно, на своих участках определялись с воюющими командирами, что всё, мы замолкаем.

И как только кто-то нарушал вот эти наши договоренности, то мы уже на своем, так сказать, пацанском, извините, языке выясняли отношения. И мы добились результата очень, такого, существенного.

Люди спокойно ездили, и никто никогда не открывал по ним огонь, не было никаких провокаций. То есть, это всё сделать возможно. И вариант вот этой нашей изоляции с установлением, так сказать, вот этого мира через консервацию конфликта, он в принципе вариант.

Он возможен, он реализуем. Нужно просто соблюсти ряд мер, одну их которых я назвал. И тогда, я думаю, что мы больше от этого выиграем, чем от реализации Минских соглашений. Потому что у нас не появятся флаги украинские.

Конечно, Украина сейчас точно не нуждается в ответственности за Донбасс и выкраивании каких-то дополнительных ресурсов на восстановление экономики и прочее. Им проще сейчас отмахнуться от нас, они уже привыкли жить в режиме без нас.

Единственное, конечно, это достаточно серьезная проблема, – отсутствие рынков сбыта у нас, и Украина для нас могла бы в любом случае являться каким-то рынком сбыта.

Валентин Филиппов: Вам, наверное, много раз задавали вопрос по поводу событий в Донецком аэропорту в 2014 году. Тогда «Восток» понес первые крупные потери. Вы ощущали до этих событий в аэропорту, что будет настоящая война? Или все-таки казалось, что вот сейчас это всё разрулится, и найдут какой-то общий язык политики, элиты?

Александр Ходаковский: До авианалета было только такое, гипотетическое ощущение, что тучи сгущаются, что, возможно, будет какой-то разряд громовый в виде молний.

Но что это будет таким образом, настолько стремительно и так беспощадно, об этом, конечно, предположить мы не могли, потому что, все-таки, мы рассчитывали на какую-то цивилизованность Украины в целом, да и тех людей, которые начали приходить к власти после Майдана.

Понятно, что ориентироваться на тех, кто стоял на баррикадах тут уж совершенно нельзя, но мы же понимали кто, в конце концов, перехватил власть в свои руки и переподчинил себе этих националистов. Это люди, которые представляли политическую элиту и до Майдана, они входили в состав, ну скажем так, государственного управления.

Тот же Порошенко, он занимал государственную должность и при Януковиче, и входил в состав его свиты даже при приездах на Донбасс. То есть, это люди, которые позиционировали себя как люди с высоким цивилизационным уровнем.

И тогда про того же Порошенко говорили, что он настолько принят Европой, что он будет отличным мостом взаимопонимания между Украиной и Европой, при этом он, дескать, взаимодействует с Россией, и это лучшая кандидатура, фигура, чем, например, тот же Янукович.

Валентин Филиппов: Ну да. И он уже объявил, что он президент мира. 25-го были выборы, и он говорил, что мир, мы помиримся, всё будет хорошо.

Александр Ходаковский: В итоге случилось то, что случилось. Конечно, это было для нас непредсказуемо, потому что… вот, я проиллюстрирую ситуацию буквально несколькими часами ранее.

Вот вечером мы зашли в этот терминал новый, это современный комплекс, современный терминал, в который вложено было огромное количество денег. Мы зашли туда, не разбив ни одной стеклянной двери, воспользовавшись карточкой-вездеходом одного из сотрудников безопасности, который позволял нам заходить в любую зону.

Мы прошли, мы не проникали ни в одну из технических частей терминала для того, чтобы просто никто не мог нас потом обвинить в чём-то. А камеры-то ведь фиксировали маршрут нашего следования… чтобы никто не мог обвинить нас, что мы вмешивались в работу оборудования, например, навигационного и прочее.

Мы миновали все эти сложные, так сказать, участки и практически все разместились на крыше здания. То есть, даже мы, «террористы-сепаратисты», мы понимали значение этого объекта, мы с максимальной деликатностью отнеслись, так сказать, ко всему, что там находилось.

Люди, персонал, естественно, покинули аэропорт… потому что есть международные требования, что если люди с оружием несанкционированные, негосударственные сотрудники попадают на территорию, то вся работа комплекса должна останавливаться. Ну, на случай теругрозы.

Утром мне звонит директор по безопасности аэропорта, и мы разговариваем с ним на такую тему – я говорю: «Послушайте, вы не горячитесь, всё спокойно. Вот три дня, три дня,  не поприлетают борта из Харькова, например, с вооружением и личным составом, который отправлялся в Славянск. Когда они поймут, что мы контролируют аэропорт, когда деятельность аэропорта будет парализована, они увидят бессмысленность своего нахождения дальше в аэропорту, та группа ГУРовская, там, 240 человек, батальон практически, и они покинут территорию».

Мы такой ультиматум, такое требование им высказали. То есть, аэропорт был ценен, пока он был аэропортом подскока. Они перебрасывали в Донецк крупными бортами технику и личный состав, а потом уже из Донецка вертолетами в Краматорский аэропорт перебрасывали это же. Ну, либо же обычным колесным транспортом.

Наша задача была прервать этот процесс и парализовать эту работу. Что, собственно говоря, мы и сделали, но, рассчитывая на то, что в течение двух, трех, четырех дней, максимум недели,  это всё будет  обессмысленнено для них, и они покинут этот аэропорт, потому что они практически находились в зоне нашего влияния.

Аэропорт все-таки в черте города находится, и зачем им просто так, в тупую сидеть там и подвергаться угрозе с нашей стороны. Мало ли, завтра мы захотим их обстрелять.

И директор аэропорта получил от меня вот такие заверения. Я сказал, что мы ни в коей мере не нанесем никакого ущерба, поэтому, как только военные Украины покинут территорию аэропорта, мы тоже вслед за ними покинем территорию терминала, и вы возобновите свою работу, как, собственно говоря, прежде работали, в обычном режиме.

То есть, наши намерения, наши цели, наши задачи, они были тесно связаны с обычной нормальной работой и функцией этого аэропорта. Ну и, соответственно, такое возможно только в одном случае, если в целом мирная обстановка. Не будут же в зоне боевых действий летать самолеты. Печальный пример Боинга об этом красноречиво говорит.

То есть, соответственно, всё было нацелено, до последнего момента, это вот за несколько часов, это утром того же дня, 26-го мая, у меня состоялся разговор с директором по безопасности аэропорта. И буквально через несколько часов мы получили авианалет.

Естественно для нас это было просто как снег на голову посреди лета. Ну, это уже явно была демонстрация намерений Украины, что от каких-то угроз они перешли к конкретным действиям…

Валентин Филиппов: Ну, они, в общем-то, разбомбили собственный аэропорт, который, вы же сами говорите, был им нужен.

Александр Ходаковский: Да. Так и получилось. Мы поверить в это не могли, потому что как это, это же война, мы же войну не объявляли. Да, мы какие-то там требования свои заявляли, но при этом мы готовы были к диалогу, готовы были к какому-то конструктиву. А в итоге нам не оставили выбора и предложили только один вариант развития событий – войну. Ну и, естественно, мы приняли вызов.